В центре города Тюмень располагается тюрьма. Рядом с ней городской сад, где по вечерам играет музыка и гуляют люди. Здание тюрьмы − мрачное, с толстыми стенами, как и подобает подобному заведению. Охраняют тюрьму совершенно безликие солдаты внутренних войск. Этот мир невозможно понять и почувствовать, просто прочитав книжку. Внутренние переживания обитателей тюрьмы − тема очень тонкая. Понятна она может быть только тем, кто там был и только в том случае, если у них ещё не до конца убиты чувства. Если просто взять и сказать к примеру, что тюрьма ломает жизни людей, что в ней нужно выживать, что там живёт горе − значит почти ничего не сказать.

На четвёртом этаже тюрьмы находится так называемая больничка, там умирают туберкулёзники. На третьем этаже содержатся женщины. Говорят, что женские понятия и законы чести определяются только физической силой. Тётки в оранжевых жилетках с кувалдами, которые работают на железных дорогах, наверное, там будут пользоваться авторитетом. На втором этаже − малолетки, самые жестокие существа в мире, особенно те из них, кто из так называемых благополучных семей. В 1986 году ещё действовала смертная казнь и были специальные камеры для смертников. Смертник там сидел один год после суда и ждал свой расстрел или помилование. Помилование для смертника означало, что в начале срока ему дадут пять лет крытого, где он, скорее всего, заболеет туберкулёзом, а потом десять лет особого, где он, скорее всего, умрёт. Ещё есть карцера. Это камеры для тех, кто нарушил режим или высказал своё недовольство режимом персоналу тюрьмы. Там один день был залётный, а другой пролётный. То есть сегодня на завтрак дадут кипяток и полбулки хлеба, на обед похлёбку из капусты, а на ужин кипяток. Завтра то же самое, но без похлёбки, потому что обед пролетел.

В тюрьме всё продумано грамотно и до мелочей таким образом, чтобы тот, кто туда попадает, не сомневался, что он уже в аду.

Чифир завариваем в поллитровой алюминиевой кружке. Эту кружку смачиваем с наружной стороны и обмазываем зубным порошком, иначе её потом не отмоешь. К верху кружки привязываем верёвку, что бы получился котелок, который называется чифирбак. Верёвку окунаем в воду, что бы она не сгорела. Наливаем холодной воды и подвешиваем чифирбак в удобном месте. Рядом на пол ставим алюминиевую тарелку с холодной водой под правую руку. Отрываем от простыни или от одежды полоску ткани шириной сантиметров пятнадцать и сворачиваем её в четыре слоя. Поджигаем ткань и держим пламя под чифирбаком. Когда часть ткани сгорает, опускаем пальцы правой руки в тарелку с холодной водой, чтобы не обжечься, отрываем этой рукой сгоревшую ткань и кидаем её в тарелку, где она шипит и гаснет. Когда вода закипела, закидываем в чифирбак одну столовую ложку заварки и снова нагреваем воду до кипения, но не кипятим, а ждём, пока поднимется шапка. Проводим пламенем по дну чифирбака так, чтобы эта шапка перевернулась и утонула. Если хотим сделать чифир покрепче, доливаем одну или две столовые ложки холодной воды и операцию с шапкой повторяем, но это, как говорится, дело вкуса. Дадим нашему чифиру настояться несколько минут. Наливаем его частями в другую кружку и пьём с сокамерниками по очереди, делая по три небольших глотка. До утра наслаждаемся задушевной беседой.

Просидел я так восемь месяцев, то на малолетском этаже, то в карцере, с выездами в Новый Уренгой на следствие, на доследствие, следственные эксперименты и очные ставки. И вот, через восемь месяцев меня привозят к следователю и тот подозрительно и хитро улыбается. Я уже не верил в чудеса, но в этот раз чудо произошло. Следователь сунул мне подписку о невыезде, я её подписал, и он открыл мне дверь на свободу.

Если вдруг покажется, что происходит чудо − это просто означает, что какое-то очередное дерьмо искусно под чудо маскируется. Я вышел на работу, чтобы у меня была правильная характеристика для суда, я − патриот и стахановец. На четвёртый день приехали менты и надели на меня наручники. Оказалось, всё очень просто, как и всё гениальное в мире. Санкцию на моё содержание под стражей надо было продлевать в прокуратуре республики, а это вызовет много вопросов. Гораздо проще выпустить меня на четыре дня и потом снова закрыть. Где-то здесь умерла моя последняя вера в человечество.

Я приехал в тюрьму, послал на хер весь персонал и пошёл в карцер. Если бы я тогда знал, что существуют духовные и мистические практики, то выполнял бы их по 20 часов в сутки. Но тогда я ничего не знал, сидел в карцере и дрожал от холода и гнева на весь мир.

Привезли меня на суд и как ни странно, дали отсрочку приговора. То есть выпустили на свободу. Но я уже знал точно, что это чья-то мерзкая игра, хотя и не понимал её смысла. Подлость людская не знает границ. И точно − через шесть дней прокурор написал протест. Я пробыл на свободе три месяца и опять пошёл на суд. В этот раз меня судили вместе с Дмитрием. Оказывается, он всё это время был в бегах, и только в последний месяц его взяли под стражу.

Влепили нам по пять лет, и мы поехали в Тюмень. Там прошло полгода, пока мы писали кассации и ждали на них ответы. Кассации нам не помогли.